Короткий рассказ про ватиканский гроссо, отчеканенный на монетном дворе Рима во время понтификата пожалуй самого знаменитого римского папы эпохи Александра VI Борджиа в 1492-1503 годах.
На аверсе изображены апостолы Петр и Павел с легендой S PAVLVS PETRVS ROMA, а на реверсе папский герб Александра VI Борджиа, увенчанный скрещенными ключами от рая и папской тиарой с легендой ALEXANDER VI PONT MAX. Вес монеты 3,14 гр, ее диаметр 26 мм. Ссылка Muntoni 16, Berman 532.
Эпоха Возрождения в Италии. Конец XV века.
« Говорят, что на просьбу перечислить наиболее выдающихся римских пап Сикст V ответил: "Святой Петр, Александр и я сам", а Урбан VIII, поставленный перед тем же вопросом, дал такой ответ: "Святой Петр, Святой Сильвестр, Александр и я".
То, что двое столь видных пап позднего времени сочли нужным выделить печально известного Родриго Борджиа, Александра VI, заставляет искать объяснения, отличного от тех традиционно отвратительных красок, какими обычно рисуют жизни и страсти Борджиа.
Александр VI был как красивым и сладострастным распутником, так и решительным и беспринципным политиком. Его двор, несмотря на бесспорно удивляющие аскетические черты, походил на двор государя времен Ренессанса; его политика была политикой Папы Ренессанса. Защита светских интересов папства, усиление бесспорного авторитета в Папской области, и расширение сети папской дипломатии являлись для него более насущными интересами, чем реформа Церкви и сохранение духовных норм.
Александр VI умер, окруженный атмосферой ненависти и страха; ненависти столь острой, что Юлий II и все его преемники отказались занимать апартаменты Борджиа в Ватикане, остававшиеся заброшенными до девятнадцатого века. Именно эта ненависть позволила тому же Юлию под пытками добиваться от слуг Александра признания в преступлениях, о которых предполагалось, что их совершили по распоряжению Борджиа, и истреблять все, что могло свидетельствовать о могуществе Борджиа. Юлий, он же кардинал Джулиано делла Ровере, являлся главным противником Александра при его жизни; вначале он был его соперником во время папских выборов, затем стал лидером среди тех кардиналов, кто с помощью Франции добивались его свержения. Он отправил в ссылку большинство из кардиналов Александра, которые не имели ни таких доходов, как у Юлия, ни такой неистощимой энергии и амбиций, до поры сдерживавшихся могуществом его противника.
Но то, что Юлий II начал своей деятельностью, направленной против Борджиа, довершили гуманисты, жившие при дворах итальянских правителей, и местные хроникеры городов Папской Области. Что касается хроникеров, записи Стефано Инфессура, бывшего сторонником Колонны и яростным антипапистом, сделали много для того, чтобы испортить Сиксту IV репутацию в той же степени, что и Александру. Матараццо из Перуджи был клиентом семьи Бальоне и противником папского государства.
Публицисты из Неаполя Санназзаро и Понтано поливали бранью Папу, оставившего их короля на милость иностранным захватчикам. Оттавиано Убальдини, говоривший об Александре, что "Иуда продал Христа за тридцать денариев; этот человек продал бы его за двадцать девять", был опекуном Гвидобальдо да Монтефелтро, герцога Урбино, которого Борджиа лишили владений. Другой критик-гуманист, Гвидо Постумус, работал на Джованни Сфорцу, разведенного мужа Лукреции Борджиа, обвинявшего ее в инцесте.
Список самых впечатляющих памфлетов того времени возглавляют письма Савелли, написанные неизвестным лицом для Сильвио Савелли, римского барона, изгнанного Борджиа. Это был трактат, экстравагантная брань которого заставила Александра улыбнуться во время его чтения; но отклики обвинений, прозвучавших в нем, встречаются во многих более поздних рассказах.
Другим важным документом того периода является дневник Иоганна Буркарда, папского церемониймейстера. Буркард был недалеким немцем-пуританином, которого мучила собственная неспособность добиться высокого положения. Он дает нам большой объем информации об ежедневной жизни двора, но вместе с тем от него нельзя ожидать ни хорошего знакомства с политикой Борджиа, ни симпатии к моральным нормам Борджиа.
В заключение необходимо упомянуть о самых известных лицах - флорентийцах Николо Макиавелли и Франческо Гвиччардини. В донесениях Макиавелли, хотя они и содержат одни из самых благосклонных описаний Борджиа того времени, зачастую есть и искажения, сделанные с целью влияния на флорентийскую политику, а его позднейшие труды по временам обладают сомнительным свойством выворачивать факты наизнанку.
С другой стороны, Гвиччардини, писавший о событиях, которым он сам зачастую не был очевидцем, позволил своему патриотизму флорентийца и своей сильной антицерковной и антипапистской направленности сделать свою замечательную Историю хранилищем самых ядовитых и наименее достоверных легенд о Борджиа.»