Напряжение между исламом и христианством в Средневековье достигало порой высоких потенциалов, но расовые и этнические фобии были чужды людям той эпохи. С мусульманами крестоносцы сражались как с равным противником, без расовых или религиозных предрассудков и сегрегации.
«У кого хватит мудрости и знаний чтобы суметь описать проницательность, военное дарование и отвагу сарацин? Скажу правду, что если бы они свято хранили веру Христу, то не нашлось бы никого, кто мог бы сравниться с ними в силе, гордости и ратном искусстве»
(Аноним Первого крестового похода)
«Люди с Запада, мы превратились в жителей Востока. Вчерашний итальянец или француз стал галилеянином или палестинцем. Житель Реймса или Шартра теперь обратился в сирийца или антиохийца. Мы позабыли свою родную страну. Здесь же один владеет домом и слугами с такой уверенностью, как будто это его наследственное право с незапамятных времён. Другой берёт в жёны сирийку, армянку или даже крещённую сарацинку. Третий живёт в семье местных. Мы все говорим на нескольких языках этой земли, и местные жители, и поселенцы стали полиглотами, а доверие сближает самые удалённые народы. Каждый день родственники и друзья приезжают к нам на Восток. Они, не колеблясь, оставляют всё, чем владели. В действительности, тот, кто там был беден, по милости Божьей здесь живёт в роскоши. Тот, у кого было всего лишь несколько денье, наживает здесь состояние. У кого не было даже одной деревни, на Востоке становится сеньором целого города. Зачем нам возвращаться на Запад, если на Востоке исполняются все наши желания?»
(Фульхерий Шартрский, 1120)
Плотный контакт и общение людей двух религий не мог не дать необычных результатов. Впервые это было продемонстрировано в сицилийском королевстве, основанного викингами Рожером и Робертом Гвискардом, где сарацины сохранили все права и имели возможность служить в нормандской армии или в государственном аппарате. Весь монетный двор например на Сицилии был в руках мусульман.
Подобная терпимость была ещё более характерна для Иерусалимского королевства, которое 90% времени своего существования находилось в состоянии мира с мусульманскими эмиратами и султанатами.
«Тугтекин вступил в переписку с Балдуином, королём франков, чтобы заключить перемирие и установить между ними дружеские и мирные отношения.Так было решено, и на дорогах и в поселениях воцарилось спокойствие, положение улучшилось, и урожаи стали изобильными».
(Ибн аль-Каланиси)
На историческом перекрёстке, которым являлось иерусалимское королевство, говорили на арабском, древнееврейском, древнесирийском, армянском, грузинском, халдейском, греческом, коптском, северофранцузском, провансальском, немецком и итальянском языках. Здесь проповедовали армянская, греческая, яковитская, несторианская, латинская церкви, а также сунниты, шииты, измаилиты, а также иудеи и самаритяне. Здесь клялись на Пятикнижии, на Коране и на Евангелии. 5000 франков были женаты на армянках, сирийках или сарацинках. С Запада сюда потоком шло сукно из Фландрии, Лангедока, Шампани и Нормандии. Из Индии — перец, гвоздика, мускатный орех, камфора; из Багдада — индиго; из Ирана — муслин и ковры; из Китая — шёлк. В самом королевстве на экспорт производили мыло, стекло, керамику, оружие и сахарный тростник, а в Триполи 4000 ткацких станков беспрерывно ткали шёлковые полотна.
Сами франки представляли меньшинство населения и их колонизация совершенно отличалась от колонизации Нового времени. Ни у франкских лордов, ни у франкских госпитов и горожан не было метрополии, куда можно было переправить капиталы и сбежать, никакое государство не посылало их сюда выкачивать доходы, все они приехали в Палестину на свой страх и риск, навсегда оставив родину. Поэтому самым верным способом укрепиться было не навязывать местному населению своих собственных институтов, но сохранить традиционную организацию, законы и вероисповедание внутри каждой общины. По принципу «персональности права» все общины имели своих судей.
«Мы остановились в пригороде Акры. Управитель, ответственный за надзор, оказался мусульманином; он был назначен франками и приставлен управлять земледельцами, жившими в этом месте»
(Ибн Джубайр, 1184)
Этот управитель, без сомнения, был раисом — крупным или средним местным землевладельцем, сохранившим землю в обмен на лояльность и сотрудничество с франками. Кроме раисов, министериалами из местного населения стали хранители водоёмов, переводчики и писцы — все они получили сержантские фьефы.
Местному населению, как сирийским христианам, так и мусульманам, был открыт доступ и в королевскую армию. Они служили в качестве лёгкой кавалерии — туркополов. И, наконец, местные могли проникнуть даже в правящий класс и высшее сословие королевства — рыцарство. Шателеном крепости грот Хабис Джалак и вассалом Фулька Тивериадского был сириец. Сеньором Кабора являлся Вартан Армянин. Другой армянин Григорий числился вассалом сеньора Цезарейского. У д’Ибелинов около 1122 служил рыцарь Muisse Arabitus, т.е. Мусса Араб, у которого было несколько поместий (Одабеб, Дамерсор, Бетдарас), а дочь его брата вышла замуж за франкского рыцаря Рауля.
Что касается межконфессиональной разобщённости, то латинские франки «считали христианами всех, кто поклоняется распятию, без исключения». Мечети, разумеется, превращались в церкви. Но в последних либо практиковалось «богослужение бок о бок», либо оставался действующий мусульманский михраб.
«Когда я ходил в мечеть (имеется в виду мечеть аль-Акса в Иерусалиме), а там жили тамплиеры — мои друзья, — они предоставляли мне маленькую мечеть, чтобы я в ней молился… Один франк ворвался ко мне, схватил меня, повернул лицом к Востоку и крикнул: „Молись так!“. К нему бросилось несколько человек тамплиеров и оттащили его от меня, а я снова вернулся к молитве. Однако этот самый франк ускользнул от тамплиеров и снова бросился на меня. Он повернул меня лицом к востоку и крикнул: „Так молись!“. Тамплиеры опять вбежали в мечеть и оттащили франка. Они извинились передо мной…
Многие франки обосновывались в наших землях и подружились с мусульманами. Эти франки гораздо лучше тех, кто недавно приехал из франкских стран…»
(Усама ибн-Мункыз. «Книга назидания», XII век)